... больно, только когда все рушится и до крови изрезаны пальцы. Невозможность – прямая улица с бесконечным количеством станций...
На оборванной полумысли.
Я снова смотрю на унылый белесый город:
Он стар и потрепан, но полон тревожной жизни,
Упрямо под шарф пробивается вечный холод
И этим опять обрывает мои полумысли,
Где кто-то легонько толкает меня и в спину
Бросает мне только:
- Иди, ничего не бойся…
А ночью сверкающий, словно гирлянды, иней
Мне снится, как твой бесконечно любимый образ…
И вот оно, счастье, казалось бы близко, рукой достанешь,
Но ветер кусает и, вздрогнув, я больше тебя не вижу…
Лишь город, замерзший настолько, что даже весной не тает,
Все жмется ко мне и так неровно и быстро дышит…

Я снова смотрю на унылый белесый город:
Он стар и потрепан, но полон тревожной жизни,
Упрямо под шарф пробивается вечный холод
И этим опять обрывает мои полумысли,
Где кто-то легонько толкает меня и в спину
Бросает мне только:
- Иди, ничего не бойся…
А ночью сверкающий, словно гирлянды, иней
Мне снится, как твой бесконечно любимый образ…
И вот оно, счастье, казалось бы близко, рукой достанешь,
Но ветер кусает и, вздрогнув, я больше тебя не вижу…
Лишь город, замерзший настолько, что даже весной не тает,
Все жмется ко мне и так неровно и быстро дышит…
