... больно, только когда все рушится и до крови изрезаны пальцы. Невозможность – прямая улица с бесконечным количеством станций...
Человек с пустотой внутри.
Ты все молчишь, истерично, надрывно, больно,
В твоих глазах снова тьма, и она бесплотна –
Вот почему даже я иногда невольно
Вдруг отступаю и рву прежних снов полотна.
Твой образ стал так изменчив и беспокоен,
Безжизнен, пуст, но с налетом шизофрении…
Как будто ты – существо без души и крови,
Как будто нас на секунду разъединили.
Ну, что ж, теперь, этой долгой, холодной ночью
Ты хочешь вновь обрести, что когда-то было,
Дышало, жило, скрывалось под оболочкой,
Под тонкой кожей покрытой свинцовой пылью.
И ты в объятьях сжимаешь меня до крика,
Который сам же задушишь последним вздохом,
Безумным взглядом, предсмертным звериным хрипом,
Поняв, что будет лишь хуже – не просто плохо.
Один рывок, и мы снова боимся завтра…
Твои глаза прожигают во мраке дыры…
Но я-то знаю, что мы друг для друга – пара
И остаюсь с тобой... умирать… на обломках мира.
Ты все молчишь, истерично, надрывно, больно,
В твоих глазах снова тьма, и она бесплотна –
Вот почему даже я иногда невольно
Вдруг отступаю и рву прежних снов полотна.
Твой образ стал так изменчив и беспокоен,
Безжизнен, пуст, но с налетом шизофрении…
Как будто ты – существо без души и крови,
Как будто нас на секунду разъединили.
Ну, что ж, теперь, этой долгой, холодной ночью
Ты хочешь вновь обрести, что когда-то было,
Дышало, жило, скрывалось под оболочкой,
Под тонкой кожей покрытой свинцовой пылью.
И ты в объятьях сжимаешь меня до крика,
Который сам же задушишь последним вздохом,
Безумным взглядом, предсмертным звериным хрипом,
Поняв, что будет лишь хуже – не просто плохо.
Один рывок, и мы снова боимся завтра…
Твои глаза прожигают во мраке дыры…
Но я-то знаю, что мы друг для друга – пара
И остаюсь с тобой... умирать… на обломках мира.